[Ser]

Вряд ли у моего нового знакомого есть комп и нет. А жаль. Приглянулся он мне. Но живет, по видимости, где-то недалече, так что надеюсь, что свидимся еще. Звать его Василием Егоровичем. А познакомились мы вот как. Пока на прудах карп еще последние зимние сны досматривает, и я последние разы оскомину сбиваю на меньших его сородичах. Вот и в субботу не усидел дома. Сварил по-быстрому пшена, сел в попутку и минут через несколько уже был на рыбацком рынке. Пока перебрасывался с продавщицами шутками-прибаутками, понял, что наш брат, даже если он не собирается на рыбалку, а просто зайдет на рынок за какой-то безделушкой, он уже едет. Причем, во всех отношениях. По крайней мере, у него точно появляется конкретная дата ближайшего выезда, даже если он об этом еще пять минут назад и не думал. Стоит папа, выбирает воблер. Рядом сынишка лет восьми:
- Пап, а пап, а когда мы на рыбалку пойдем?
- Завтра, - не задумываясь, подсознательно отвечает отец, теребя едко-салатовый воблер с красными опереньями. Такой стал в прошлом году лидером продаж и уловистости не только в столице.
- Ура-а! - запрыгал мальчуган. – Завтра мы идем на рыбалку!
- Ты чего?- посмотрел на него отец. Потом оторвался мыслями от воблера, вернулся в реальность из своих поднебесных мечтаний о вот такущей щуке, которую он будет таскать на этот свой воблер, и вдруг переспросил::
- Ты чего? Завтра? Ну, хорошо, давай завтра. И уже продавцу:
- Беру.
Странные мы люди, если смотреть на нас со стороны…
Не мудрсвуя лукаво, перешел пешеходный мост, протопал метров сто влево, благо рыболовов было мало, место нашлось быстро. Справа угрюмо сидел дед лет шестидесяти, за ним такие же прожженные весенними ветрами и солнцем закоренелые завсегдатаи весенней плотвиной ловли. «Странно, - подумал я, - зачем люди ходят в солярии? Взяли бы удочку и получили бы тройной эффект: загар, рыбу и удовольствие от природы». Достаю фидер, собираю. В кормачок набиваю, как в трубку табак, прикормку из пшена, «Фишки-плотва», «Фишдрима», десяти капель шоколадного дипа, на крючок №16 красного цвета опарыш-пенопластовый шарик-опарыш – и поехали. Закармливать место не стал, посчитал, что в процессе рыбалки займусь этим, если не будет клева. Но клев никуда не делся. Сначала доставала мелочь, поэтому все, что меньше ладони, возвращалось Днепру, для спорных вариантов у меня в садке в одном месте разошелся узел и получилось что-то вроде рыбьего сита-мерила: мелочь проскакивает на свободу, покрупнее остается. Нарошно не завязываю, чтобы совесть была почище и жена при чистке не ворчала. Через полчасика, когда, по-видимому, начала работать прикормка, клев превратился в такой, что соседи сначала, нервно покуривая, делали вид, что их это не волнует, но перезабрасывать стали чаще, потом при каждом забросе и вытягивании не отрывали глаз от моей снасти без привычного им бубенчика и не могли понять, как это на один прут с одним крючком я умудрился за полчаса наловить больше, чем они с самого восхода солнца, т.е. часа за три-четыре, на свои три-пять прутов с двумя крючками каждый. Тучи разошлись, брызнуло солнце, и уже даже повсеместный звон бубенцов и колокольчиков казался не нарушающим тишину, а вплетающимся в бесконечный поток звуков реки и прибрежья. С речного вокзала объявляли об отходах прогулочных катеров, с главного майдана доносило ветром очередные возгласы, с проплывающего катера – бум-цик-цик-стоны не то Сердючки, не то его(ее) ректора Поплавского. Десятки моторок, невзирая на запрет, бороздили реку, как бы давая понять, что бардак им тоже выгоден. Под вечер пьяные или обкуренные пацаны на двух белых катерах с синими полосами устроили сначала игры в догонялки прямо у причалов речвокзала, а потом, когда один убрался, другому стало скучно, и он начал провожать подходящие и уходящие прогулочные катера, вертясь у них то слева, то справа, то вообще перед носовой частью и не задумываясь, что, если вдруг в его железяке что-то откажет, то кормить ему днепровских раков и сомов. Вообще-то, чтобы задумываться, надо иметь чем. Но даже эти уродливые явления не смогли испортить настроения. Подняли его пришедшие вдруг к соседу жена с внучкой. Девчушка сразу бросилась к деду с извечным в таких случаях вопросом:
- Дедушка, а где лыба?
- Нету, внученька, не поймал дедушка.
Увидев, как погруснели глаза и надулись губки, я отобрал из своего садка с полтора десятка плотвиц, сложил в кулек и принес девочке. Радости не было предела. И уже бабушке не надо было дважды повторять:
-Пойдем, пока дедушка прийдет, мы ему нажарим рыбки, сварим картошечки, зажарим лучком…
У всех, кто услышал эту фразу, по-моему, потекли слюньки, потому что сразу после ухода прекрасных представительниц зашуршали кульки, зазвенели посудные причандалы, рыболовы начали собираться по двое-трое… И даже Егорович подошел ко мне с рюмкой. Пить я не стал. Разговорились, познакомились. Оказывается Егорович рыбачит в этом месте с послевоенных времен. Поболтали о жизни, клеве, рыбинспекции, которая его пыталась штрафовать за то, что ловил не на один, а на два прута в то время, как браки с сетями проносились мимо на своих катерах, которые здесь знают многие, в том числе и сами инспекторы... Тут же на воду сели две серые утки в надежде, что и им перепадет, налетели голуби и даже рыжий кот гордо прошествовал по берегу, высоко задрав хвост.
Сама рыбалка ничем не отличалась от предыдущих: клевало относительно постоянно и в основном ладошечная плотва. Только один из десятка находящихся вблизи сталечников вывел на червя леща под килошку. Зато заметил, что целый день, без перерыва, над майданом висела туча. Еще вспомнилось, что как только где-нибудь на планете возникаютнеправильные волнения, вслед за ними приходят природные катаклизмы. Может, и здесь природа уже нахмурилась? Последние отсветы солнца на позолоченных куполах дали понять, что еще один день прожит не зря. Жаль только, что его так настырно пытались испортить те, кому и в голову не прийдет понимание, что высшее достижение человека может быть только в единении с природой, без заглушающих пение птиц динамиков, без безумного рева мотора безумного его хозяина. Просто в тишине и звуках величайшего мира, давшего нам жизнь и возможность время от времени посредством того, что мы называем рыбалкой, приближаться к пониманию его величия.