Прежде чем рассказать об этих новых для россиян приманках, обратимся к истории нашей планеты. Предки головоногих моллюсков — аммониты и белемниты — появились в водной среде несколько сот миллионов лет назад. Они жили и совершенствовались в океане, составляя существенную долю в пище водных животных. Почти все они вымерли одновременно с динозаврами, когда царство рыб достигло своего величия. Но некоторые из них выжили, превратившись в современных кальмаров и осьминогов - иначе октопусов. Напоминанием об этих древних животных для нас и наших предков служат лишь окаменелые скелеты и раковины этих океанских обитателей. Рыболовы с верховьев Дона называли ископаемое чудо "чертовым пальцем" и, по поверью, использовали его как кровоостанавливающее средство.

Наверное, трудно было до недавних пор представить, что усовершенствованный престижными рыболовными фирмами мира ископаемый обитатель мелового периода совершит настоящую революцию в области мягких пластиковых приманок.

В ходе эволюции нашей планеты Океан отступил от материков, а пресные воды дали приют большому видовому разнообразию рыб. Генетическая память рыб хранит воспоминания о той пище, которой их кормила океанская колыбель Земли, иначе как объяснить явление подобной тяги к приманкам типа октопус?

Во многих рыболовных магазинах прибрежных стран на витринах, украшенных муляжами тунцов и марлинов, обязательно присутствуют силиконовые имитации кальмаров и осьминогов, достигающие длины 20-30 см. И рыбы, вылавливаемые на них в море, тоже выделяются приличными размерами.

Наблюдая за ловлей каранксов в Красном море, я заметил, что в рыболовном арсенале туристских шхун обязательно присутствуют 2-3 октопуса вместе с неизменными воблерами "Magnum", иногда их используют в паре при ловле на морскую дорожку".

Около пяти лет назад я получил посылку от американского друга и обнаружил в ней пару силиконовых октопусов кремового и желтого цвета. Не придав особого значения этим приманкам, я бросил их в коробку с рабочими твистерами, скорее для разнообразия ассортимента.

Осенью того же года мы с товарищем в поисках щуки плыли на резиновых лодках по остуженной осенней речке, петляющей в камышах придонской дельты. Стояла тихая прохладная погода, и, словно в море, прозрачная вода открывала перед нами притихшие поля водорослей со светлыми пятнами песчаных "окон". Нехотя и лениво сопровождая воблер, над одной из "полян" зависла некрупная щучка. Со второго заброса мне все же удалось вызвать у нее вялую поклевку и, можно сказать, на "кожаной пленке" я втащил ее в подсачек. В толще воды тут и там прорезала глубины мелкая уклея, и мы не могли поверить в то, что хищника в воде не было!

Сменили добрый десяток блесен фирм Mepps, Konger и Rublex, но они принесли лишь пару 150-граммовых окуней. Порой была заметна тень щучьей погони, иногда рыба отворачивалась от, казалось бы, беспроигрышного "рапаловского" воблера, доказывая, что настал случай, когда ее поведение объяснялось тысячей причин, но ни одна не оказалась истинной! Перебирая гору разноцветных твистеров и джиг-головок, я заметил лежащие в бездействии октопусы.

Выбрав кремовую осьминожку из Миннесоты, я пристегнул ее и забросил подальше к руслу (если можно так называть полуметровый перепад на речке, где средние глубины едва превышают двухметровую отметку).

По концу удилища, чутко реагирующего на проводку, я наблюдал за ступенчатым полетом октопуса (рис.3), представляя, как он раскрывает свои силиконовые щупальца при падении и складывает их, двигаясь вперед, — эти движения я знал по своему подводному курильскому опыту. Мои знакомые рыболовы отмели октопуса заранее, видимо, из-за его совсем не игровой формы и незнания движений этой приманки.

Я вспоминал виденных мною осьминогов в тропиках и бухтах Южных Курил - спрут, которого я тогда спугнул, двигался над зарослями морской капусты пульсирующими рывками и вряд ли походил на плывущий твистер или джиг-головку с перьями марабу. Во-первых, и естественные, и искусственные силиконовые щупальца раскрывались веером, сжимаясь при движении вперед, давая явно более сильные колебания, чем перо птицы. Во-вторых, все зависело от того, как октопус насаживался на джиг-головку - вперед или назад щупальцами (рис. 1-2). Его движения получались более естественными при насаживании щупальцами назад (рис.2,6), правда, от такой проводки очень уставала рука, но со временем я обработал траекторию движения октопуса в прозрачной воде вблизи лодки.

Рис.1. 0ктопус, насаженный на джиг-головку вперед головой.

Рис.2. 0ктопус, насаженный на джиг-головку задом наперед: а- в свободном состоянии; б - при подмотке.

Когда я наконец "поймал" темп движения того курильского осьминога, у рыбы, видимо, включились те давно забытые инстинкты морских рыб - через пару часов ловли на моем кукане билась уже 24-я щучка! Они брали октопус и на границе с травой, и над зарослями травы, поднимаясь из самых глухих впадин, до которых не доходила вибрация других приманок...

Рис.З. Поведение октопуса при ступенчатой проводке с паузами: а - проводка-подъем с ускорением; б - пауза в проводке - падение; в - донная проводка со "стуками" по грунту; г - подъем.

В следующую осень мне пришлось испытать октопусов на судаке в яме с обратным течением, на границе самого что ни есть судоходного фарватера, где большие сухогрузы проходили в десятке метров от моей лодки. Я двигался, слегка подгребая веслами, по отбойной струе, используя в качестве лота легкий, но зацепистый якорь, который то резко сваливался в крутой глинистую яму, то выходил на полуметровое мелководье. Даже 30-граммовая джиг-головка с твистером едва успевала достигать 9-метровой отметки, как ее сносило сильное течение, и на километровом участке я отыскал всего два места, где кое-как удалось изобразить подобие проводки. На первом я поймал небольшого судачка, соблазнившегося серебристым твистером, а на втором - твистер засел, как говорится, "намертво", и мои тщетные попытки освободить головку ни к чему не привели.

Рис.4. Проводка над травой при ловле на мелководьях.

Но вот створ фарватера оказался у моего крутого берега, и вдруг я увидел под собой в прозрачной воде край подводного обрыва, за которым закручивался ряд водоворотов. О чем еще можно мечтать при поиске судака? По характеру течения место как нельзя более подходило - мелководный мыс острым носом резал струю течения, и она, завихряясь, вымыла за мысом пятиметровую яму, где дно доставала даже 5-граммовая джиг-головка.

Мгновенно при заходе лески в яму моя рука почувствовала похожую на зацеп потяжку. У какого рыболова не дрогнет сердце, когда он почти уверен, что так цепляет зубами твою приманку стоящий у бровок судак?! Так повторилось раза три, и, вытянув твистер, я внимательно осмотрел хвостовую часть, где на самом конце прозрачно-зеленого хвоста темнели два прокола.

Попробовавшая неживую приманку рыба второй раз ее не возьмет, и я сменил твистер на октопус с красной головой и зелено-желтыми щупальцами. Пошевелив ими на прощание, мой прообраз осьминога скрылся в пучине водоворота. Не могу сказать, что поклевка заставила себя ждать, просто потому, что октопус спланировал прямо в рот к судаку (всего в тот день я поймал 12 судаков). Не знаю, сколько рыбы стояло в яме, но прекратил мое удовольствие не рыбинспектор, а налетевший в тот миг ураганный ветер, поднявший волну выше лодки. Более гнусной погоды за последние десять лет не могу припомнить - сверху непрерывными потоками лил дождь, и скоро в маленьком одноместном "Стриже" воды стало почти столько же, сколько в реке, может быть, чуть поменьше.

Брали на октопусов и жерехи. Кстати, самые крупные попадались на октопуса, висевшего в качестве грузила на оснастке с тремя стримерами, соблазнявшими более мелких жерехов.

Несколько октопусов лежат теперь на моем письменном столе, и, рассматривая каждый, я вспоминаю, как рыбачил на них в заливах, на травяных полях и перекатах, сколько щупалец моих силиконовых головоногих осталось в зубах щук, судаков, окуней, жерехов...